Любил он так, что мы сплелись
От счастья волосами
Пизду мне, помню, щекотал,
Короткими усами…

А я была от счастья там
Там, прям под небесами.
Он меня просто поедал
Огромными глазами

Но я была ему никто,
Не больше, чем прокладка,
Хоть и купил он мне пальто.
И целовался сладко.

Вот сон прошел и я не сплю
И помню, как в кровати
Он потерял пизду мою,
Он был в большом умате.

Он в уматине от меня
От моего желанья
Ебал меня он? Нихуя!
Вел, словно на закланье!

Меня он просто так любил
Без ебли и без траха.
Но по лицу хуём водил!
И где-то возле паха!

Так почему его люблю?
Так почему жалею?
Не тронул он пизду мою
Я горько сожалею…

Ну разве можно так любить?
Один всего лишь разик?
И чтобы хуй мне не вводить?
И проебать УАЗик!

Такой хороший был машин!
Такой стальной и резвый!
Не ожидала от мужчин,
Что он, мужчина, трезвый!

Вот если он бы пьяный был
Тогда бы трахнул точно!
А по-трезвяни он забыл!
И вот – ебет заочно!

А я заочно не хочу!
Мне нужет хуй тот твердый!
Я, если надо, заплачу!
Хоть он калач и тертый!

Ну где же он? Я все прощу!
Я уж на все готова!
И никуда не отпущу
Прекрасного такого!

Нет, меня вы поймите уж правильно
Я – нормальный! И я не маньяк
Я могу целовать сексуально!
Разливать всем в бокалы коньяк

После первой бутылки, разгонной,
Все бокалы на кружки сменить
Нехуй нас такой дозой позорной
Пред народом, век пьющим, стыдить

И когда все внезапно закончится
И народ побежит «догонять»
Мне вдруг резко ебаться захочется
И в пизду хуй толчками вгонять!

Оглянусь я вокруг и возрадуюсь!
Мужики убежали в ларек
Для начала я с Нинкой побалуюсь
(про себя я тихонько изрек)

Нинка к хую потянется ласково
Пьяным голосом что-то бухтя
Я ее назову пидораскою
Это в шутку наверно! Хотя…

Пидорасов вокруг ведь немеряно
И они суки, наверняка
Знают то, что мой хуй, как у мерина
Или, может быть, как у быка!

Так и кружатся пидоры рядышком
Подбираясь губами к хую!
В «королевку» я лучше, иль в «ладушку»
Иль в «сиповку» свой хуй загоню!

Что-то Нинка вдруг мне подозрительна!
Может это не Нинка, а Нин?
Стала вдруг она мне омерзительна
Словно стадо вонючих скотин!

Может Машке вогнать этой маленькой?
Или Таньке прочистить проход?
Или толстой, уебищной, Аленьке
Со всей дури вкатить в «дымоход»?

Вот пиздец! Все мерещатся пидоры!
Будто бабы – не бабы, и мне
Предлагают отдаться то Сидоры,
То Степаны с глистами в говне!

Все! Пиздец! Перепил! Надоело мне!
Так и «белке» не долго придти
Даже Нинке вот той, недоебленной
На пол-шишки всего лишь вкатил!

Вот уже мужики возвращаются
Мы сейчас раскупорим конъяк
Тот, что в кружки отлично вмещается
И нажремся опять! Просто так!

Баб построим у стенки, пусть кажут нам
Что у них под трусами. А то
Передачу я видел по телеку
Что болтается там «долото»

Это так пидорасы латентные
Прорываясь губами к хую
Своей пиською импотентною
Всю потенцию портят мою

Ведь не зря же мне в пъяном угаре тут
Все мерещилась пидорасня!
Кто у стенки стоят, все они сосут!
И под мышками волосня!

Бля, не понял, вы что, охуели все?
Почему вы не сбрили волос?
Вы вчера что ли слезли к нам с дерева
Или хуй до колен не дорос?

Вобщем, я бушевал не по детски, но
Мужики угорали до слез
Ржали, бля, ну вот это ваще кино!
Принесли мне салат из волос…

Я не скрою, что рад был безумно, и
Снова баб стал за баб всех считать
Но вот в пьяном сознании, издали…
Пидорас вдруг забрезжил опять….

Это что блядь тут за гомофобия?
Почему нам какой-то гондон
Портит вечер, глядя изподлобия
Как задроченный магнитофон…

После часа разборок все понял я
Бабы наши, шутя и любя
Нацепили страпон, но их поедом
Я заебывал, Нинку ебя

Вот так вечер прошел как обычно наш
(В рот дал раза четыре всего)
Нинке в жопу засунул я карандаш
Для проверки! А не для «того»

Таньке кончил в лицо, Машке на руки
Альке просто в подмышку вкатил
А потом проорал: «Вы же суки все!»
И нажрался, бля, как крокодил!

А с утра я с башкою чугунною,
Обнимал мой родной унитаз
Представлял себе девушку юную
И гандонов недельный запас…

А что было вчера, мне поведают
Боевые, родные друзья
У девчонок сначала разведают!
Чтобы не пропустить нихуя

Приход запишите в журнал,

Бездумно в монитор уткнётесь,

И для страны ваш день пропал.

Вы будете в душевном мраке

Со скукой заняты борьбой,

Перекладёте лист бумаги

Из одного угла в другой.

Затем лизнёте шефу попу

Чтоб показать, что вы не ноль,

И вновь приступите к работе -

На сраках натирать мозоль.

И так живёте вы безвкусно

Из года в год, день ото дня -

В желудках - пОлно, в душах - пусто,

Не жизнь а полная хуйня.

Зачем, вообще, вы в этом мире?

Где результат работы, нах?

Чего достигли, что свершили?

Что, кроме дырки на штанах?

Что кроме вдавленного стула,

И сального в локтях пятна?

Кому нужны такие судьбы?

Кому сдались вы? Нахрена?

Хоть раз на дело вы сподобьтесь,

За труд возьмитесь вы всерьёз,

Бросайте свой замшелый офис.

Бросайте нахуй.

И в колхоз!

Оденьте ватник, в руки - вилы,

И с песней на простор страны,

В колхозах нет теперь рабсилы,

Вот где вы родине нужны!

Войдите в хлев, взмахнув грабаркой,

Черпните тёплого говна,

Вдохните дух навоза паркий -

И жизнь почувствуйте сполна.

Об обнавоженное вымя,

Тернув небритою щекой,

Впитайте прелести земные,

Рекордный выдайте надой.

Вы крутобёдрую доярку

За это сможете иметь,

Пусть не накрашенную ярко,

Зато не офисную сельдь.

Доярку трахнув в сеновале

И затабачив натощак,

Вы б с удивлением узнали

Всю прелесть водки и борща.

Вдохнув навозный запах стада,

Вы взмыли бы как сокол ввысь,

И стал бы офис вам не надо -

Вот настоящая где жизнь!

В стране от офисов все беды -

Сидеть на сраке всякий спец,

Да вы поймите, дармоеды, -

Нёс в руке кулёк изюма,
Звали как-нибудь его,
Сверху - ровно пол-костюма,
Снизу - ровно ничего!

На лице улыбку счастья
Луч рассветный рисовал,
Выступающие части
Свежий ветер обдувал

Где штаны его уснули,
Он решительно забыл,
Он шагал весёлый (хуле?)
К той, которую любил.

Там чудеса: там леший дрочит,
Русалка на ветвях даёт,
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных блядей;
В избушке там мелькают ножки
И гроздья спелые грудей;
Там всем пиздец приходит полный,
Когда внезапно хлынут волны
На золотой песчаный брег,
И тридцать витязей прекрасных,
Вздымая тридцать членов красных,
Вершат стремительный набег;
Там королевич мимоходом
Кидает через хуй царя;
Там на конце, под небосводом
На яйцах собственных паря,
Колдун несёт богатыря;
Без мужиков там дева тужит,
Хоть бурый волк ебёт не хуже;
Там ступа с бабою и без
Блядей и водку возит в лес;
Кащей от сифилиса чахнет;
Там русский дух... там Русью пахнет!
И там я был, с блядями пил;
Русалку драл, куда лишь лезло;
Под дуб блевал, и кот облезлый
Хуйню мне разную травил.
Одна запомнилась мне: эту
Хуйню поведаю я свету...

Дела давно минувших дней,
Преданья старины глубокой.

В толпе мочалок и хмырей,
Томясь похмелкою жестокой,
Владимир-солнышко бухал;
Сегодня дочку он сдавал
В эксплуатацию Руслану
И, косо в дно глядя стакану,
Десятый день не просыхал.
Не скоро пили наши предки
(Не то, что мы: кругом-бегом),
Закуски, скатерти, салфетки
Не заменяли рукавом.
Они тоску не заливали
Дерьмом сивушным до ушей,
И марку русскую держали
Гурманов, а не алкашей.

Но, членом вставшим утомлённый,
Не ест, не пьёт Руслан влюблённый;
На друга милого глядит,
Кипящей спермою горит,
И, хуй дроча от нетерпенья,
Считает каждые мгновенья.
В унынье, с пасмурным еблом,
За шумным свадебным столом
Сидят три ёбаря младые;
Тихи, со стаканом пустым,
Забыли игры половые,
И пьянка неприятна им;
Застыли в позе истукана;
Потупили смущённый взгляд:
То три соперника Руслана,
Как пиздоватые сидят -
Ни жрут, ни дрочат, ни пиздят...
Один - Рогдай, лихой рубака,
Соседей Киевщины раком
Поставивший уже не раз;
Другой - Фарлаф, пиздун надменный,
В попойках лидер неприменный,
Но в битвах редкий педераст;
Последний, весь в плену печали,
Блядун хазарский, хан Ратмир:
Все трое, как в штаны насрали,
Но вдруг забыли, где сортир.

Вот пьянка кончилась; мочалок
Хмыри ведут на пару палок,
И все глядят на молодых:
Невеста опустила очи,
Как-будто трахаться не хочет,
И светел радостный жених.
Кому не спится в ночь глухую,
Расскажет вам любая блядь,-
Бояре, спьяну не рискуя,
Домой убрались ночевать.
Жених в восторге предвкушает,
Как спермой жгучей орошает
Уже недевичье бедро;
Великий князь, слегка качнувшись
И от того совсем проснувшись,
Даёт на еблю им добро.

И вот невесту молодую
Ведут на брачную постель
Торжественно подставить хую
Свою нетронутую щель.
Свершились милые надежды
И лучезарные мечты;
Падут стремительно одежды,
Открыв рельефы наготы...
Вы слышите ль пружин кровати
Ритмичный монотонный звук,
И в прерывающемся мате
Остатки робости?...Супруг
Балдёж предчувствует заране;
И вот уже он рядом... Вдруг
Свет проебнул, как ёж в тумане,
Впиздячил гром, вокруг низги,
Хуйнуло гарью на мозги,
И матка вниз пошла в Руслане...
Всё смолкло. В жути гробовой
Возник козлиный звук два раза,
И мрачной тенью вверх кишкой
Взвилась какая-то зараза...
И снова терем пуст и тих;
Встаёт обосранный жених,
С лица катится пот остылый;
Хватает трепетной рукой
Пустые трусики… Бог мой!
Пиздец подкрался: нет Людмилы!!
Увы, с нетрахнутой пиздой,
Похищена безвестной силой.

Ах, если, скажем, целый год
Фалуешь бабу попилиться,
И вот она, как говорится,
Уже согласие даёт,
И член твой радостно стремится
В раздвинутые ягодицы,
Вдруг неизвестный хуеплёт
Её бессовестно крадёт,
И ты среди пустой светлицы
Стоишь, как круглый идиот...
Тут впору насмерть удавиться!

Однако жив Руслан несчастный.
А что великий князь пиздел?!
Сражённый новостью ужасной,
Он моментально протрезвел;
И, не стесняясь слуг и граждан,
Он матом четырёхэтажным
Прошёл по зятю как хотел;
Чуть парню хуй не отхуярил,
Но подоспевшие бояре
Не допустили беспредел.
Потом старик воскликнул плача,
Упав на жёнино плечо:
"Кто за Людмилою поскачет
(Она же целочка ещё!),
Тому ебать её по-праву,
А царство делим на двоих.
Так кто рванёт спасать державу?.."
"Я!" - молвил горестный жених.
"Я! я! - вскричали, всех толкая,
Рогдай с Фарлафом и Ратмир, -
Обшарим тот и этот мир -
Не прошмыгнёт блядь никакая;
Ты кипятком не писай в чай
И, время попусту не тратя,
Готовь свои пол-царства, батя,
И вскоре нас с княжной встречай!"

Все четверо выходят вместе;
Руслан, как с виселицы снят,
В тоске зелёной о невесте
Весь чёрный с головы до пят.
Садятся на коней ретивых
И вдоль Днепра в плакучих ивах
Идут в стремительный галоп;
Минута - и при всём стараньи
Уже не видно колебаний
Мужских и лошадиных жоп.

Руслан ебал себя уныло,
Кляня в молчаньи свой удел.
За ним, спесиво корча рыло,
Фарлаф надувшийся пиздел,
Что впору только таракану
Страшиться выйти на врага!
А он натянет на рога
Гондон любому великану!

Хазарский хан в уме своём
Давно уж раком драл Людмилу,
Да лихо так, что под седлом,
Меж ханских ног, со страшной силой
Внезапно вспыхивал огонь;
Чудил тогда хазарский конь
И на дыбы вставал от страха,
Но хан, во власти чудных сил,
Княжну всё изощрённей "трахал".

Рогдай угрюм, как-будто на хуй
Ему кто густо насолил;
Растравливая в сердце рану -
Назойливейшую из ран, -
Он, мрачно глядя на Руслана,
Молчал как русский партизан.

Тянули витязи оглобли
Весь день дорогою одной,
И так друг другу остаёбли,
Что нету жизни никакой.
"Разъедемся. Нельзя пиздячить
До рая на чужом хую!" -
И каждый сторону свою
Избрал, вверяя ей удачу.

На брови шлем надвинув медный,
Руслан отчаявшийся, бледный
Плетётся шагом меж полей,
Весь мокрый от своих соплей -
Забила парня жизнь-холера...

Но вдруг пред витязем пещера;
В пешере свет. Он прямо к ней
Идёт, свой меч сжимая смело
И зрит, немного охуело:
Сидит в пещере старичок;
Сверкает на груди значок;
Седые волосы в пучок,
Мордаха круглая как мячик;
В зубах дымящийся "бычок";
А на столе пред ним лучок,
Икра, маслины, балычок
И полная бутылка чачи.
"Ну, что глядишь? Здесь не музей. -
Сказал с улыбкой он Руслану. -
Садись вот рядом и балдей,
А я пиздеть с тобою стану.
Уж двадцать лет прошло, как я
Прикинул этот день на гуще.
А против воли всемогущей
Не похуяришь нихуя!
Руслан, лишился ты Людмилы;
Но падлам всем не хватит силы
Тебя и меч твой побороть.
Уйми мандраж. А дух и плоть
Крепи вот этой доброй чачей
И бутербродом с балычком;
Уверен, что с твоей удачей
Всё зло ты выебешь рачком.

Узнай, Руслан, что тем ублюдком,
Кто на тебя навлёк позор,
Кто спиздил нагло твою Людку,
Был злой волшебник Черномор,
Любитель каждой женской юбки,
Красавиц давний ухажёр.
Хоть одолеть его не шутка, -
Пахан он Полуночных гор, -
Ты учинишь над ним расправу,
Развратник старый и злодей
Твоих получит пиздюлей.
Но цыц. Я не имею права
Поведать всё: в руке твоей
Твоя судьба и всей державы."

Со старичком на "брудершафт"
Наш витязь пьёт, его лобзает.
Светлеет мир, поёт душа,
Закуска вкус приобретает,
А чача крепость; вдруг опять
На вспыхнувшем лице кручина...
"Не ссы, тоски твоей причина -
Ну, как два пальца обоссать. -
Сказал старик. - Тебя тревожит,
Что старый хуй Людмилу может,
Прости за резкость, отъебать;
Но верь мне, сивая скотина
Уж лет пятьсот как не мужчина.
Он хуем может доставать
Звезду любую с небосклона,
Сводить под землю города;
Но даже малого пистона
Ему не вставить никогда.
Он лишь вокруг Людмилы бродит,
Не всилах время обмануть...
Но хватит квасить: день проходит,
Тебе же надо отдохнуть."

Руслан, укрывшись чем-то куцым,
Ложится на земь пред огнём;
Он ищет позабыться сном,
Но мысли блядские ебутся
И не дают никак уснуть;
То видит он Людмилы грудь,
Колени и, в зовущей влаге
Бутоны тёплых нижних уст;
Он стонет от прилива чувств
И запаха чуть прелой браги;
То, свившись в тысячу колец,
Сжимает тело змей огромный;
Руслан кричит, но с губ бескровных
Слетает тихое: "Пиздец!.."
Но он встаёт, с горящим взором
Кромсает, рубит всё сильней
И видит: перед ним не змей,
А хуй собаки-Черномора...
Руслан вертится у огня:
"Нет, батя, сна; одна хуйня.
Давай мы лясы вновь поточим
И ёбнем чачи. Где бокал?
Скажи, как ты сюда попал
И кто ты есть такой, короче?"

Зажрав с икоркой бутерброд,
Старик с улыбкою печальной
Сказал в ответ: "Ебаться в рот,
Но я забыл отчизны дальной
Угрюмый край. Семьи бедней,
Чем наша, не было в округе:
Отец батрачил на досуге,
А я кулацких пас свиней.
Я нищетой не тяготился,
Счастливым был со всех сторон:
С утра до вечера пилился,
А ночью квасил самогон.
Среди красот природы дикой,
В дубравах, у ручьёв, у скал
Любая баба, чтоб ты знал,
В миг становилась Эвридикой.
Я был красив, беспечен, юн...
Но тут пришла пора коммун.

Лишь ёбнул кипиш в Петрограде,
Как суки разные и бляди
Повадились в наш тихий край;
Кричали: "Всё у вас хуёво!
Но большевистское вам слово,
Что при советах будет рай!"
Пиздели, я скажу, не слабо,
Бухали тоже будь здоров;
Встречались среди них и бабы
Для поддержания штанов;
Одну Наиной звали. Краше
Не видел я в деревне нашей.
Кожанка и кирза в пыли
Её испортить не могли...
Прокочегарив ночь "что надо",
Однажды утренней порой
С весьма тяжёлой головой
Я гнал общественное стадо
К прохладной грязи у реки,
Мурлыча песенку блатную;
Гляжу: на пляже чуваки
Ебут красавицу нагую.
Я не был целкой, но вспотел -
И лишь вострог тому причина...
Ах, витязь, то была Наина!
Ты б видел, как средь жадных тел
Орлица белая металась,
Свивая трепетный клубок
Из ждущих ртов и жарких ног...
Ты б видел, как она ебалась!!
Я ближе подошёл - и мне
Наградой был взор властный львицы,
И я постиг, в какой цене
Желание испепелиться
В страстей бушующем огне!

Прошла недели половина;
Я с трепетом открылся ей,
Сказал: хочу тебя, Наина,
Но так хочу, как тех парней
Три дня назад ты обслужила.
Но робкие слова мои
О нежной, чувственной любви
Наина матом обложила,
Наган чуть нервно теребя,
Гордясь собою, губы сжала
И, глядя сквозь меня, сказала:
"Мужик, я не хочу тебя!"

И всё мне дико, мрачно стало,
Застыло сердце. Ах ты ж блядь!
Как пролетариям, видать,
Ты члены тем хуям сосала!
Тебе б напомнить не мешало,
Как важен для свободы стран
Союз рабочих и крестьян!
А как же равенство и братство?
Агитка для таких как я?
Да это, девочка моя,
Не власть трудящихся, а блядство! -
Так я подумал, но смолчал...
Летели дни, я сох уныло,
В тоске на пляже пресс качал,
Не пил, от баб ворочил рыло.
И наконец в один из дней,
Когда уже война гудела,
Решил покинуть я свиней
И взяться за мужское дело:
Рубая шашкой на скаку,
Лететь степями Украины,
Чтоб тело страстное Наины
Досталось уж не мужику.
Для ратных подвигов опасных
Я вызвал преданных ребят,
И мы создали свой отряд
На стороне, конечно, красных.
С ватагой бывших пастухов
Я драл четыре года жопу
По льду от Невских берегов,
В говне по пояс - к Перекопу,
Костьми поверженных врагов
Кровавый путь свой устилая;
Молва великая и злая
Шла обо мне среди полков;
Я шустрый был, как в жопе шило,
Балдел от ярости атак -
И сам товарищ Ворошилов
Мне прикреплял вот этот знак.
Но меж боями то и дело
Я видел в чувственной тоске
Наины жаждущее тело,
Распластанное на песке.
Война закончилась. Но долго
Рвануть назад к родным полям
Мне не давало чувство долга.
Но вот, отправив всё к хуям,
Нажравшись досыта чужбины,
Я пру домой на всех парах
С желаньем крепнущим в штанах
Всё ж трахнуть прелести Наины;
Я знал, крутей меня мужчины,
Ей в наших не найти краях!
Так что к отказу нет причины.
Что интересно, я тогда,
Паря орлом под облаками,
Уверен был как никогда,
Что встреча будет между нами!
(Война - войной, пиздой - пизда),
С такими стройными ногами
Не пропадают без следа.

И я был прав. Все эти годы
Моя Наина ни на час
Деревне не дала свободы,
Сознанье повышая масс.
Основы ленинской морали
Она вбивала парой слов
Так, что у тёртых мужиков
На яйцах волосы вставали;
Прекрасной ножкой "от плеча"
Она прошлась как саранча
По землякам моим крестьянам,
Гоня их весело и рьяно
(Кого пиздой, кого наганом)
В колхоз "Там что-то Ильича".
Великой партии задачи,
Как круче по селу впиздячить,
Решались так почти везде;
Но слыша эти стоны, плачи,
Я думал о своей удаче,
Вернее, думал о Пизде!..
Что делать? Я не мог иначе.

Сбылись давнишние мечты,
Сбылися пылкие желанья!
Минута сладкого свиданья,
И для меня блеснула ты!
К столу красавицы надменной
Шагнул я поступью военной,
Сверкая сталью бравых шпор,
Небрежно стул поставил рядом
И, кабинет окинув взглядом,
Достал "Герцеговину Флор"
Из портсигара именного;
Пустил два-три колечка клёво,
Поправил форменный пиджак,
Солидно звякнув орденами,
И молвил: нет преград меж нами!
Ебаться будем? Или как?
Но активистка с пышным телом
Как и в былые времена
Меня послала сочно на...
Во всех подробностях и в целом;
Регламент всё же соблюдя,
Мне три минуты уделила
И на прощанье процедила:
"Крутой, я не хочу тебя!"

Не просто вистовать, мой сын,
Когда идут чужие масти.
На свете тысячи блядин,
Которые сочли б за счастье
Хоть раз изведать мой конец.
А тут влетел, как говорится:
Хочу Наину и пиздец!
На мудаков нельзя сердиться.

Но слушай: в родине моей
Среди мочалок и хмырей
Наука дивная таится:
В плену развратной тишины,
В глуши лесов, под сенью томной
Живут альфонсы-блядуны;
К предметам ебли изощрённой
Все мысли их устремлены;
На всё способен член их страстный,
Стоящий сутками колом;
И грозной воле их подвластны
Любая хворь, любой облом;
Ничто их оргий не колеблет;
Ничья строптивая рука
Их не смогла отвлечь от ебли -
Ни царский сыск, ни ВэЧэКа.

И я, томимый горькой мукой,
Решился блядскою наукой
Околдовать исчадье зла,
Чтоб жалобно-скулящей сукой
Ко мне покорно подползла,
Чтоб тёрлась вставшими сосками,
Вертясь юлой у моих ног,
Чтоб сладко слизывала сок
С залупы жадными губами.
Я всё похерил: должность, стаж,
Паёк партийный и военный,
И леса мрачного пейзаж
Надолго стал моей вселенной.
Учился я у блядунов
Великим тайнам мирозданья,
Как хуем делать заклинанья,
Как духов трахать меж миров,
Как шмотки, как бухло и жрачку,
Блядей и от жены заначку
Творить нараз из нихуя.
Пиздец, Наина, ты моя!
Ничто, я мыслил, под луною
Не устоит передо мною.

В порыве страсти половой,
В гусиной коже возжеланья,
Творю поспешно заклинанья,
Хуй по инструкции дугой
На север строго направляя,
На духов пру - и в тьме лесной
Стрела ебнула громовая,
Блаженный вихорь поднял вой,
Земля взбрыкнула под ногой...
И вдруг ползёт передо мной
Старуха дохлая, седая,
С горбом, с трясучей головой,
Пустыми титьками болтая,
Глазами впалыми сверкая,
С облезлой высохшей пиздой,
Ебучей ветхости картина.
Ах, витязь, то была Наина!..
Я, если честно, охуел,
Торча в томленьи нехорошем,
И в этой гавкнутой галоше
Признать Наину не хотел.
"Возможно ль! - прохрипел я глухо, -
Наина, где краса твоя?
Поди не стоит нихуя
Быть на Руси партийной шлюхой!?
Скажи, давно ли, прокляв свет,
Я, ёбнутый искатель счастья,
Входил в твой пышный кабинет?
Давно ли!?" - "Восемьдесят лет, -
Девица шамкнула в ответ, -
Уж след простыл советской власти.
Пока ты здесь "муму ебал",
Над миром пронеслась эпоха.
Социализма идеал
Теперешней России похуй.
Пиздец всему, - шипит она, -
Что строили, просрали глупо.
Свои медали, ордена
Повесить можешь на залупу.
Но хватит. Разве я сюда
Летела жарить демократов?!..
Ты не гляди, что я седа,
Что зад висит немножко матом,
Что, может быть, чуть-чуть горбата;
Всё это, друг мой, не беда.
Зато,- тут старая пердунья
Открыла тайну, - Я колдунья!"

И в самом деле было так.
Застыв как пень перед старухой,
Я совершенный был мудак
Со всей своею показухой.

Но вот ужасно: колдовство
Вполне свершилось, по несчастью.
Моё седое божество
Меня хотело с лютой страстью.
Скривив улыбкой страшный рот,
Облезлый, высохший урод
Виляет мне костлявой ляжкой...
Представь себе, как было тяжко
Взирать на этот выпендрёж!
Она сквозь кашель продолжала
Маразматический пиздёж:
"Мой друг, я лишь сейчас узнала,
Как много в жизни потеряла,
Что трахалась не по любви!
Я от желания сгораю,
Приди в объятия мои…
О, вжарь скорей!!! Я умираю..."

И между прочим этот тлен
Мигал мне томными глазами;
И мой слегка упавший член
Хватал костлявыми руками;
Я между тем охуевал,
От ужаса зажмурив очи;
И, крикнув: "Нахуй!" - я, короче,
Насилу вырвался, бежал.
Она вослед: "О, бздливый мерин!
Меня ебать ты не намерен?
Зачем тогда сводил с ума?
Добился тела ты Наины,
И презираешь - вот мужчины!
Изменники, кусок дерьма!!
Увы, еби себя сама;
Какого хера, он, несчастный
Меня прельстил хуйнёй напрасной?..
Моча собачья, пустозвон!
Но трепещи, гнилой гондон!"

Так мы расстались. С тех времён
Холостякую в этой келье,
Ебу русалок иногда,
И чачи доброе похмелье
Мне не даёт считать года.
Старуха ж (чтоб ей пусто было!),
Как видно, ёбнулась башкой, -
Свою обиду не забыла
И блядство с ревности тоской
С досады в злобу превратила.
Душой и телом зло любя,
Пизда столетняя, конечно,
Зуб отрастит и на тебя;
Но горе на земле не вечно."

Безобразно и не в меру
Ёб ты в жизнь свою,
Сонькой начал ты карьеру,
Баюшки-баю.

Помнишь, как она смутилась,
Охватил всю страх,
Когда в первый раз явился
Ты у ней в руках?

Но когда всю суть узнала,
Голову твою
Тихо гладила, ласкала,
Баюшки-баю.

Расцветал ты понемногу
И расцвел, друг мой,
Толщиной в телячью ногу,
Семь вершков длиной.

И впоследствии макушку
Так развил свою,
Что годился на толкушку,
Баюшки-баю.

Очень жаль, что не издали
Нам закон такой,
Что давали тем медали,
У кого большой.

Мне, наверное, бы дали
За плешь на хую.
Уж мотались бы медали,
Баюшки-баю.

Помнишь, девки чуть не в драку
Нам давали еть.
Как заправишь через сраку -
Любо посмотреть.

Да, работали на славу
Мы в родном краю,
Красным девкам на забаву,
Баюшки-баю.

Как-то раз, видно по злобе,
Нас попутал бес.
Ты к кухарке нашей Домне
В задницу залез.

Помнишь, как она орала
Во всю мочь свою?
И недели три дристала,
Баюшки-баю.

Знать, от сильного запиху,
Иль судил так рок.
Получил ты невстаниху,
Миленький дружок.

А теперь я тихо, чинно
Сяду в уголок,
И тебя, мой друг старинный,
Выну из порток.

Погляжу я, от страданья
Тихо слёзы лью,
Вспомню все твои деянья,
Баюшки-баю.

Плешь моя, да ты ли это!
Ишь как извелась,
Из малинового цвета
В сизый облеклась.

А муде,краса природы,
Вас не узнаю;
Знать прошли младые годы,
Баюшки-баю.

Но когда навек усну я,
И тебя возьмут -
Как образчик дивный хуя
В Питер отошлют.

Как на Киевском вокзале
Мужика потешили:
Хуй к перилам привязали,
Пиздюлей навешали.

Как на Киевском вокзале
Меня блядью обозвали.
Ну какая же я блядь,
Если некому ебать?

Как на Киевском вокзале
Инвалид купался.
Воду хуем загребал,
Костылем толкался.

Как на Киевском вокзале
Три попа маячили.
Маячили-маячили,
Сберкассу ахуячили.

Как на Киевском вокзале
В темном переулочке.
Нищий нищенку ебет
За кусочек булочки.

Мне сегодня между ног
Как-то очень весело.
Это милка мне на хуй
Бубенцы навесила.

Как на Киевском вокзале
Пролетал аэроплан
Все ебальники задрали,
А я спиздил чемодан!

В магазине нету мяса,
Милые подружки,
Насолили мы хуев
Тридцать три кадушки.

В нашем городе Тольятти
Выпускают "Жигули".
За три двести обещали,
На две двести наебли.

Старик старую старуху
Разложил на лавочке.
На седой пизде играет,
Как на балалаечке.

Сырдарья, Амударья -
Быстрое течение.
Мальчик девочку ебет
За сдобное печение.

Тискал девку Анатолий
На бульваре на Тверском,
Но ебать не соизволил:
Слишком мало был знаком.

Ты не трожь меня за грудь,
Твоя рука холодная.
Ишь ты, еб твою мать,
Какая благородная!

Ты писатель, я писатель,
Оба мы писатели,
Не хотишь писать роман,
Катись к ебеной матери.

Ты скажи, скажи, подружка,
Мне про мнение свое:
"Ты хуи какие любишь -
Долготье иль коротье?

У бездарного Ивана
В жопу въехал крюк от крана.
Крановщик махнул рукой
И добавил: "Хуй с тобой!"

У высокого посла
Хуй длиною в два весла.
Как же хуй такой длины
Умещается в штаны?

У меня на голове
Шапка каракулева.
Что стоишь, не подпеваешь,
Раскоряка хуева?

У меня на сарафане
Петухи да якори.
Меня в этом сарафане
Семеро хуякали.

Я не буду тебя еть
Около овина.
У тебя в пизде медведь
Бьет из карабина.

Я не буду тебя еть,
У тебя в пизде медведь.
Сорок восемь медвежат
Поперек пизды лежат.

Я не знаю, как у вас,
А у нас в Америке
Если девок не ебут,
То они в истерике.

Я не знаю, как у вас,
А у нас в колхозе
Все доярки без трусов -
И пизда в навозе.

Я не знаю, как у вас,
А у нас в Орехове
Пизда в шляпе, хуй в очках
На такси приехали.

Я не знаю, как у вас,
А у нас в Саратове
Три врача в пизду смотрели,
А потом заплакали.

Я не знаю, как у вас,
А у нас в Японии
Три врача в пизду смотрели -
Ни хуя не поняли!

Я проснулася в ночи -
Что-то сыро на печи.
Цап за сраку - мокра срака,
Значит, выебал, собака!

Я свою хорошую
По пизде калошею,
А за что калошею? -
Не гуляй с Алешею!

Я с миленочком ебалась,
На дворе стоял мороз.
Пизда инеем покрылась,
Хуй стоял, как дед Мороз!

Шел я лесом видел чудо -
Муравей ебет верблюда.
Я сказал ему: "Нахал!"
А он мне хуем помахал.

О-па, о-па,
Срослись пизда и жопа!
Не могет такого быть,
Промежуток должен быть.

На горе стоит верблюд,
Его пятеро ебут,
Двое в жопу, двое в рот,
Пятый дырку не найдет.

Я сидела на печи,
Ножки с печки свесила.
Таракан в пизду залез -
Сразу стало весело.

Я стою у ресторана,
Замуж поздно, сдохнуть рано.
Не пойти ли в турпоход,
Может, кто-то отъебет!

Шел я лесом, видел чудо -
четверо ебут верблюда.
Двое в жопу, двое в рот -
перекрыли кислород.

Шел я лесом, камышом,
видел бабу голышом:
здравствуй баба, добрый день,
дай пощупать за пиздень.

Шел я лесом, просекой -
нашел пизду с колесиком.
колесико вертелося,
а мне ебать хотелося.

Шумит как улей
завод родной -
а мне-то хуй ли,
я выходной!

Я в колхозе уродился
и в колхозе моя мать,
я в колхозе научился
всех девченок в рот ебать.

Я в концертный зал попала,
слушала Бетховена -
толко время зря пропала,
ну, бля, и хуевина!

Я евреям не даю,
я в ладу с эпохою,
я евреев узнаю,
между прочим, по хую.

Я к тебе со всей душой,
Я к тебе всей грудию -
расстегни-ка галифе
да покажи орудию.

Хорошо в деревне летом -
пристает гавно к штиблетам.
Выйдешь в поле, сядешь срать -
далеко тебя видать.

Хорошо в краю родном -
пахнет сеном и говном.

Хорошо козу ебать, умная скотина -
ее ебешь - она рычит,
по яйцам хвостом сучит -
не ебля, а картина.

Хорошо на печке спать -
шубой укрываться,
хорошо козу ебать -
есть за что держаться.

Хорошо тому живется
кто с молочницей живет:
молочко он попивает
и молочницу ебет!

Хрусталики-хрусталики,
песни перламутровы -
поебемся до утра,
раком встретим утро мы.

Хуй вам, хуй нам -
хуй делим пополам!

Часовые пояса
сдвинули на глобусе -
раньше хуй вставал в постели,
а теперь - в автобусе.

Сидит милый на крыльце
с выраженьем на лице -
выражает то лицо
чем садятся на крыльцо.

Слышишь Ваня, милый Ваня,
острый ножик точится?
Сделай Ваня обрезанье,
мне в Израиль хочется!

Собирайтесь девки в кучу,
я вам чучу отьебучу.

Собирайтесь девки все,
я нашел трубу в овсе -
труба лыса, без волос,
обсосала весь овес.

Солнце, воздух, онанизм
укрепляют организм,
уменьшают вес мудей
и расходы на блядей!

Спутник, спутник - шелапутник,
ты летаешь средь небес
все летаешь, прославляешь,
мать твою, КПСС.

Тракторист, тракторист -
положи меня под низ,
а я встану, погляжу,
хорошо ли я лежу?

Тракториста полюбила
и ебать себя дала -
три недели груди мыла
и соляркою ссала!

По реке плывет топор
из села Кукуево,
ну и пусть себе плывет,
железяка хуева!

По реке, по речке
плыли две дощечки.
Эх, еб твою мать,
плыли две дощечки.

По России мчится тройка -
Мишка, Райка, перестройка.
Водка - 10, мясо - 7,
охуели, блядь, совсем.

Подружка моя,
я тебе советую:
не давай никому,
залепи газетою.

Полюбила парня я -
оказался без хуя!
А на хуя ж мне без хуя,
когда с хуем до хуя?

Полюбила Хунвейбина
и повесила портрет,
а на утро поглядела -
хуй висит, а бина нет.

Помидоры, помидоры,
помидоры-овощи -
пизда едет на телеге -
хуй на скорой помощи.

Приглядела парня я
возле дальнего буя.
Как доплыла до буя -
глядь, там нету ни хуя!

Не хочу тебя я эть,
лучше бить баклуши -
у тебя в пизде медведь
шарит из "Катюши".

Не хочу тебя я эть,
у тебя в пизде медведь,
48 медвежат
поперек пизды лежат.

Ни хуя ж себе струя,
если нету ни хуя!

Ой, подруга дорогая,
передаю по рации:
у меня четвертый месяц
нету менструации.
- Ой, подружка дорогая,
передаю скорее:
эту гадость над тобою
сделали евреи.

Октябрёнок мальчик Петя
Захлебнулся при миньете -
и теперь весь наш отряд
исключат из октябрят.

Опа, опа,
жаренные раки,
приходите девки к нам -
мы живем в бараке.

Опа, опа,
журавли летели,
кто-то ебнул по затылку -
валенки слетели.

Опа, опа,
Зеленая крапива,
двадцать лет, а сисек нет,
это ж некрасиво!

На горе стоит буфет -
и чего там только нет!
Eсть и пиво, и пирог,
и большой пизды кусок.

На Кузнецком на мосту
церковь обокрали,
в жопу выебли попа,
в колокол насрали.

На мосту стоит корова,
а на ней написанно -
"под мостом ебут Хрущева,
распиздяя лысого!"

На мосту стоит машина,
а в машине шесть девчат -
две ебутся, две смеются,
две отъёбанных лежат.

На мосту стоит машина,
а машина без колёс -
всю резину на гондоны
растаскала молодежь.

На мосту стоит машина,
под горой ебут Максима.
Помогите кто-нибудь,
а то Максима заебут!

На мосту стоит прохожий
на ебену мать похожий -
а откуда ему знать
кто такой ебена мать?

На столе стоит стакан,
а в стакане лилия -
что ты смотришь на меня,
морда крокодилия?